Восход черного солнца

I. Восход черного солнца

Кимбанда — это культ земли и огня. Это нигромантический культ, в котором сама смерть странствует по мирам как наша подруга и союзница — или как наша судьба. Кимбанда — это зазеркальный мир наших теней; это зеркало, в котором мы вечно созерцаем бездну, разверстую внутри нас. Это культ, в котором легионы Марса ведут свою бесконечную битву на полях Сатурна, безумные и пьяные от огненных смокв и сернистых вин Венеры. Королева кимбанды — Помба-Жира, совершенное зеркало женской сути во всем ее многообразии, а Эшу — Король кимбанды и олицетворенное испытание для каждого мужчины. В Эшу каждый мужчина может лицом к лицу увидеть свои изъяны и обрести свет, который озарит и самые темные уголки его души, и путь его высочайших устремлений. На протяжении многих десятилетий Эшу демонизировали и толковали его суть превратно: подчас в нем видели воплощение всех пагубных сил нижнего мира, подчас — раба, подвластного ориша, а подчас отождествляли его с ориша Эшу — одновременно утверждая, что Эшу и этому последнему служит, как раб! Итак, чтобы точнее определить, кто такой Эшу, стоит обратиться за помощью к Алуизиу Фонтенелли и его книге «Эшу».

Подразделяя духов на развитых и неразвитых, Фонтенелли дает весьма изящное определение тому классу духовных сущностей, из которых состоят легионы кимбанды. Это третий класс духов, которых он называет «духами тьмы». Они носят промежуточный характер, и Фонтенелли описывает их как духов напряженности, которым в духовном мире отводится наивысшее место, ибо они пребывают вне добра и зла и особо заинтересованы в поддержании всей жизнедеятельности в подлунном мире. Кроме того, Фонтенелли подчеркивает, что для работы с этими духами необходимо совершенствоваться и развивать в себе добрый нрав, постоянно сохраняя благожелательность и честность. Объясняется это тем, что человек, вступающий на территорию подобных духов, рискует легко поддаться соблазнам ненависти и насилия. Фонтенелли недвусмысленно характеризует кимбанду как черную магию (magia negra), противопоставляя ее миронге[1], или белой магии, умбанды.

 

Черные корни кимбанды

Фонтенелли и ему подобные рассматривали черную магию как сочетание курандеризмо (curanderismo), то есть знахарского искусства и общения с духами, и фейтисарии (feitiçaria), то есть колдовства. С методологической точки зрения черная магия почти ничем не отличается от магии макумба[2] в кимбанде и магии миронга  в умбанде, хотя духи, с которыми работают в этих традициях, и цели магической работы различны. Кроме того, операции черной магии зачастую отличают от молитв и колдовских обрядов прету-велью (preto velho, букв. «старые черные», как называют, главным образом, души конголезцев, в свое время насильственно переселенных в Латинскую Америку) и кабокло (предки индейцев)[3]. Разнообразие традиций особенно бросается в глаза, когда Фонтенелли начинает рассуждать о различных течениях, возникших на основе умбанды и кардековского спиритуализма, и призывает не упускать из виду такие фигуры, как Пена Бранка (Pena Branca, «Белое Перо») в традиции кабокло и Пай Жуакин ди Ангола (Pai Joaquim de Angola, «Папа Жуакин из Анголы») в традиции прету-велью. Таким образом, перед нами — целая группа практических подходов, которые в действительности можно во многих отношениях определить как «черные», во многих отношениях — как «низкие» и во многих — как «высокие».

Сама классификация такого рода восходит, по всей вероятности, к руководствам по Соломоновой магии (завезенным в Латинскую Америку из Италии и Франции) и, в первую очередь, к сочинениям Элифаса Леви. Именно у него обнаруживается четкое противопоставление высокой и низкой магии. В своем «Ключе таинств» Леви определяет высокую магию как искусство, помогающее человеку вернуться к изначальным нравственным законам. На этом принципе основывается теология умбанды. Понятие низкой магии, разумеется, происходит из тех гримуарных источников и трудов Леви; к этой категори относят нигромантические искусства, такие как общение с мертвыми при помощи оракулов (некромантия), колдовство всякого рода и сделки с духами. Учитывать это влияние магической и церковной традиции на умбанду и кимбанду очень важно, потому что мир Эшу — это картина магмой на холсте ночи, сотканном из темных легенд Святого писания.

Фонтенелли был медиумом и умбандистом, так что его точка зрения на кимбанду основывалась на дуалистическом мировоззрении христианского спиритизма, столь типичном для умбанды — традиции, в которой битва добра и зла воспринимается как неоспоримая реальность. Следует также принять во внимание, что мы живем в эпоху перемен: в 40-е годы XX века кимбанда все еще оставалась чрезвычайно закрытой традицией, поскольку практика черной магии и деятельность нехристианских религий в целом строго преследовались по закону. Однако христианские элементы, присущие самой  кимбанде, тоже ни в коем случае не следует сбрасывать со счетов в угоду той или иной разновидности центризма. В конце концов, именно благодаря умбанде со всем ее христианством разнообразные магические операции с духами тьмы были выделены в особую область, классифицированы и признаны как духовная реальность. Удивительно другое — а именно, то, что умбандисты ставили во главу угла не столько место в классификации, сколько личный характер того или иного духа, и взаимодействовали с духовными (как, впрочем, и с материальными) сущностями без предрассудков и осуждения. Такой подход объясняется тесной связью их отцов-основателей с французской гностической традицией и, в особенности, с мартинизмом, в котором столь почетное место отводится безымянному философу, странствующему по свету и в безмолвии врачующему недужных, — то есть, по классификации Леви, типичному мастеру высокой магии. В результате одним из принципов умбанды стала сердечная доброта, благодаря которой и развился культ кимбанды. Общество в целом, как ни печально, маргинализировало и демонизировало этот новый культ, восприняв его как противоречивый и опасный, однако для умбанды он остался важнейшей и необходимой мистериальной традицией.

В 20-е годы XX века участок, примыкающий слева к святилищам умбанды, стали отводить для беспокойных духов кимбанды. Здесь совершали подношения кашасой[4], табаком и кровью и возносили молитвы во имя духовной эволюции. К духам киманды относились как к нечистым и враждебным, но полагали, что их надлежит каким-то образом укротить и побудить к подчинению нравственным законам. Одержимость духами «левой руки» в те времена протекала очень тяжело, потрясая очевидцев своим животным неистовством. Эти духи почти никогда не говорили, отвечая на вопросы лишь кивками или нечленораздельным ворчанием, хотя случались и исключения: некоторые из «темных» духов вели себя вполне разумно и зрело и демонстрировали поистине необычные познания. Постепенно проявилась их связь с гоэтическими духами, и тем самым подкрепились легенды ночи, сокрытые между строк Святого писания. Фактически, начало тому процессу, который привел к рождению кимбанды под эгидой умбанды и превращению ее в самостоятельный культ, положили итальянские и французские влияния конца XIX века. Любопытно также, что все те немногие дома и линии преемственности кимбанды, которые притязают на происхождение «от корня» (de raiz), опираются именно на ночную легенду Святого писания, восходящую к французской традиции. По мере дальнейшего знакомства с темой это обстоятельство станет еще более наглядным и объяснимым, потому что именно в нем кроется тот дух ереси и инаковости, который позволяет определить кимбанду как настоящий колдовской культ — как прямую наследницу бразильского ведовства, основанного на традиционных методах. Об этом, опять-таки, писал Леви в своей «Высшей магии»:

В черной магии дьявол выступает как великий творец магии, к которому извращенная человеческая воля обращается за помощью в злонамеренных целях. Древний змий библейского предания — не кто иной как Универсальный Агент, вечный огонь земной жизни, душа земли и живое средоточие ада. Мы уже говорили, что астральный свет — это вместилище форм, и формы эти, когда их призывает разум, принимают гармоничный облик, но в ответ на зов безумия предстают беспорядочными и чудовищными; именно так возникли кошмары святого Антония и призраки ведьмовских шабашей. Так позволяют ли заклинания гоэтии и демономании добиться практических результатов? Да, со всей определенностью, — и результаты эти бесспорны и куда более ужасны, нежели о том повествуют даже самые жуткие легенды! Если человек преднамеренно вызывает дьявола при помощи магических церемоний, дьявол приходит и предстает в зримом обличье.

Кимбанда пропитана христианскими элементами настолько глубоко, что сам Эшу Рей (Exu Rei), то есть Король Эшу, прямо отождествляется с Люцифером и/или с парой противоположностей Люцифер/Сатана. В народе ее воспринимают как культ дьявола. Фонтенелли возводит истоки кимбанды к легенде о падении ангелов-отступников из апокрифической Книги Еноха и даже предполагает, что само имя «Эшу» происходит от древнееврейского слова exud (употребляемого применительно к одному из колен Израилевых), которое он переводит как «предатель». Схожее слово exodus, означающее не только «исход», но «изгой», обнаруживается и в латыни. В этом контексте отпадение Люцифера от благодати представляется как непрерывный процесс, который длится на протяжении всей истории человечества и проявляется в форме языческих культов и колдовства, войн, разрушений и смерти. Все это в совокупности приводит к Апокалипсису, когда «народ Эшу» помогает осуществить последнюю часть замысла об устроении мира и тем самым восстановить рай на земле. Дьявол предстает как военачальник, подчиненный святому Михаилу; он исполняет божественное повеление и становится орудием спасения. Эта легенда раскрывает подлинный алхимический и космологический смысл, заключенный во власти Эшу. При этом важно и то, что Эшу служит своего рода зеркалом земного мира: сущность его отражена в человеческой жизни и человеческих грехах. Яркие краски и тени, в которых изображается эта жизнь, подчеркивают напряженность между полюсами духовного и земного, света и тьмы, и тем самым создают иллюзию двойственности, а она необходима для того, чтобы каждый нас мог вести свою собственную битву за восстановление единства.

Завеса полуночи и положение во гроб

Легенды ночи, с которыми мы сталкиваемся в евангелиях, повествуют о том, что во время страстей и распятия вокруг сына Божьего собралось небесное воинство, а вместе с ним и воинство преисподней. Вплоть до этого мгновения бог, облекшийся плотью, отвергал все искушения — мирру и опий, вино и воду; и только с пришествием всех небесных и адских сил, наконец, испустил дух под копьем Лонгина.

Иосиф Аримафейский и Никодим, оба фарисеи и члены синедриона, были свидетелями его смерти и собрали его кровь и пот, а также священные реликвии страстей. Затем Иосиф пошел своим путем, а Никодим — своим. Никодиму приписывается авторство апокрифического текста — Евангелия от Никодима, один из разделов которого посвящен сошествию Христа во ад. Согласно этой легенде, Христос, приняв смерть на кресте, сошел в преисподнюю и посрамил самого Владыку ада. О Вельзевуле, который впоследствии был отождествлен с Эшу Мором (Exu Mor), здесь сказано: «поруганный ангелами». Эшу Мора, в свою очередь, называли (помимо прочего) «поруганным ангелами», «оплевывающим праведных» и «разрушителем столпов». Но это еще не конец: легенды ведут нас дальше и глубже.

Апокрифический текст сообщает нам, что повешение на древе, которое претерпел Иисус, было казнью для прóклятых. Таким образом, его распятие на «месте черепа», на Голгофе,  отворило врата преисподней и врата небес в тот самый астрологически выверенный миг, когда он предал свой дух одновременно и тому, что наверху, и тому, что внизу. Из легенды о сошествии во ад явствует, что смерть Иисуса сотрясла не только преисподнюю, но и небеса, и что он вошел как победитель в оба царства — и в небесное, и в подземное. И здесь мы отступаем от общепринятого христианского учения и вступаем на почву ересей и сокровенных истин.

Иосиф и Никодим подготовили тело Иисуса к погребению, обернули его льняным платом и собрали священные реликвии: древесину от креста, гвозди, кровь и пот, землю из-под креста и растения, которые проросли из этой земли на холме черепов, орошенной капли Иисусовой крови.  Иосиф воспринял солнечное наследие Иисуса, но, взяв в жены Марию Магдалину, он превратился в «стража таинств», ибо женщина есть тайна Божия. Никодиму же досталось ночное наследие, и он стал предтечей епископа Киприана Антиохийского — святого покровителя некромантов. Никодима роднит с Киприаном общий источник вдохновения, общий духовный наставник, известный в кимбанде под именем Полуночного Эшу — Эшу Мея Нойте (Exu Meia Noite). Иосиф Аримафейский и Никодим в кимбанде почитаются под именем Двуглавого Эшу — Эшу дас Дуас Кабесас (Exu das Duas Cabeças). Это двуликий эшу, подобный Янусу, объединяет полюса противоположностей, как две змеи, обвивающие кадуцей.

Сведения из евангелий от Луки и Марка о том, что тело Иисуса положили в «девственную» гробницу, то в рукотворную пещеру в скале, «где еще никто не был положен», и что он первым был погребен в саду, предназначенном стать кладбищем, приобретают в свете этих легенд некромантическое звучание. Первый умерший, погребенный в саду, превращает этот сад в луговину костей и становится основанием кладбища. Иными словами, первый погребенный — не кто иной, как царь кладбища, и ввиду этого образ Иисуса Христа совершенно по-новому вписывается в контекст мистической последовательности «смерть — воскресение — спасение». Те, кому уже известно, что следует из этого откровения, могут продолжить сами, а несведущие пусть пока довольствуются тем, что перед ними, наконец, раздралась завеса полуночи. И надо добавить, что раздрание завесы в миг смерти Иисуса — тоже непростое событие: ведь эта завеса находилась в храме, где херувимы оберегали Ковчег Завета, так что ее раздрание стало откровением тайны во вспышке ночного огня, хранимого духами кимбанды.

Сотрясение земли, поколебавшее опоры храма и раздравшее завесу, живо напоминает о том сокрушительном подземном огне, образ которого занимает в кимбанде столь важное место. Это свирепое ночное пламя воплощено в духе по имени Эшу Мор. Его связывали и с тем духом, который водительствовал Хирамом при возведении Соломонова храма, и с тем огнем, в котором погиб этот храм. Таким образом, оно  несет в себе две равновеликие силы — силы столпов Иахин и Воаз; и наглядный символ его — свеча, пылающая между рогами великого козла. В действительности это пламя — не что иное, как путеводная звезда царя Соломона и сам великий козел премудрости, сокровищница небесного огня, что пламенеет меж двух столпов, увенчанных рогами.

Из этого следует, что отождествление Эшу Мора с образами Мендесского Козла и Бафомета с рисунка Леви — отнюдь не случайность: оно отлично согласуется с характером этого духа. Эшу Мея Нойте тоже тяготеет к физическим формам, подходящим ему по характеру: к образам ученого богослова (например, раввина, священника или епископа) — или дьявола. Итак, если Эшу Мор связан с царем Соломоном, то Эшу Мея Нойте — со святым Киприаном и святым Никодимом. Потому этот дух вдохновения может восприниматься как дьявольская карикатура на папу Александра VI, увенчанная короной адского огня.

В свете этих примеров и откровений Иисус, или, вернее, его одушевленный труп, приготовленный к погребению силами левой и правой руки, предстает как Мертвый Король Преисподней, олицетворяющий, с одной стороны, сатурнианское влияние, а с другой — небесное. Эта мистерия перекликается с легендами о вознесении Сифа, согласно которым дух его отошел с дыханием под крыла святого Михаила или даже слился воедино со своим ангелом-покровителем.

И в этом тайном бракосочетании Мертвого Короля-дракона с его солнцеликим убийцей открывается истинная суть Майорала (Maioral), или верховного главы кимбанды: он — ангел, который низверг дракона с небес, ибо слишком хорошо познал его. Так две руки раскинулись космическим крестом; и змий был пригвожден; и врата отворились.

[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть это изображение]
Эшу Мея Нойте — Полуночный Эшу

Солнце Непобедимое — Отец Мертвых

Эта легенда ночи влечет за собой далеко идущие и глубокие последствия, потому что благодаря ей распятие Иисуса Христа приобретает новый, неожиданный смысл и предстает как важнейшее некромантическое таинство. Вдобавок, легенда эта отвечает на вопрос, каким образом в кимбанде утверждается традиционная и классическая двойная связь между Солнцем и Подземным миром — связь, восходящая еще ко временам Древнего Египта и Ханаана. И, кроме того, вышеизложенная легенда перекликается с еще одним традиционным учением — учением о взаимосвязи двух Божьих светочей, Солнца и Луны, которое раскрывается здесь в нигромантическом контексте. Термину «нигромантический» (вместо «некромантический») я отдаю предпочтение потому, что нигромант имеет дело с более широким спектром духов, чем некромант. Он не только вызывает мертвых, но и работает со многими другими категориями духов и, в частности, способен призывать и привязывать к себе фамильяров и духов-наставников.

Итак, два светила, Солнце и Луна, — это силы, особым взаимодействием которых ознаменовалась трехчасовая драма Распятия. От шестого часа (а шесть — это мистическое число Солнца) до часа девятого (мистическое число Луны) солнце затмилось: Обсидиановая Бабочка[5] расправила крылья и погрузила мир во мрак на целых три часа. В девятом часу Солнце скрывается в преисподней, а Луна выходит из преисподней, чтобы озарить своим тусклым светом ночь спящей материи. Здесь сокрыта великая тайна, связанная с апокалиптическим Числом Зверя, 666, оно же — число Сората, солнечного духа, воспламеняющего ум, духа Солнца во всем его совершенстве[6]. Шесть, число древнееврейской буквы Вав, соответствует сефире Тиферет —  Красоте.  Затмение, омрачившее всю землю, продолжалось до девятого часа, а девять — это число древнееврейской буквы Тет и сефиры Йесод, связанной с Луной. Самопожертвование Красоты утвердило связь между миром Формирования и Малкут-Царством. Стоит также отметить, что шесть — это числовое соответствие древнееврейского слова dob, означающего «медведь», и в этом может заключаться намек на окополярные созвездия двух Медведиц, Большой и Малой. Медведь — символ мистического солнца гипербореев и, в силу этого, покровитель царей. В свою очередь, девять — это числовое соответствие древнееврейского слова bo, которое можно означать «входящий» и «приходить», а также «спускаться». Еще более интересен тот факт, что девять — это количество клеток в магическом квадрате (камее) Сатурна, черного солнца. Здесь мы снова сталкиваемся с метафизической тайной Майорала, главы кимбанды: он — святой архангел Михаил, а Михаил — это, по существу, солнце, преобразившееся в огонь Сатурна-Дракона. В свете этого, на мой взгляд, становится понятно, почему такие знаменитые колдуньи, как Медеи и Цирцея, считались дочерьми солнечного бога и почему египетская «Книга о выходе в день» — руководство по переходу из жизни в смерть — связывается с богом солнца как владыкой Аменти[7].

Авель — солнечный брат, Каин — лунный; предание о них в действительности показывает, как эти два начала утверждают друг друга и как владыка Ночи устанавливает свои правила, совершенно не похожие на те, соблюдения которых требует Солнце. Кладбище — это не что иное, как убиенное Солнце; кожа Солнца — это покров, которым облечена земля и умершие, а его физическое проявление — Калунга (Calunga), кладбище. 

Связь между Эшу Реем и святым Михаилом — это уравновешенное взаимодействие, в котором обе стороны отражаются друг в друге, как в зеркале. В эпоху раннего христианства святой архангел Миахил считался целителем, божественным врачевателем, но позднее на первый план вышли его функции воина и судии. На схожей идее основана и кимбанда — культ врачевания, состоящий из воинов. Святой Михаил — это Солнце как совершенное отражение тьмы Майорала; это ангел, который налагает ограничения и тем самым обеспечивает динамическое взаимодействие между двумя полюсами солнечной сути — белой ночью и темным днем. Это весы в руке Майорала, а его понто рискадо[8] выглядит так:
[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть это изображение]

Если мы обратимся к ханаанской традиции, то увидим, что Шамаша-Солнце в ней именуют Владыкой духов мертвых. Это и есть истинный Майорал — Солнце. Еще один пример из того же ряда — обычай, по которому угаритские солярные цари поклонялись Баалу и Анат в новолуние и полнолуние. В религии Угарита солнце предстает в образе Шапаш — богини, помогающей могучему Баалу в борьбе с Мотом (Смертью). Здесь солнце не только женского пола: оно еще и проходит через состояние нигредо, чтобы затем воссиять вновь, но уже более глубоким светом — светом познания смерти. Имя ее сестры, Кесеф, означающее «серебряная луна», у древних евреев превратилось в синоним колдовства и магии — искусства под названием «кесуф» (keshup), в котором сведущи «кесуферим» (keshupherim), или «кесафим» (keshaphim), знатоки лунных чар. Этому искусству, тайнам черного солнца, херувимы некогда обучили Иофора, тестя Моисея, а тот передал его самому Моисею. Следует, однако, отметить, что поклонение Шамашу было запрещено в Танахе и каралось смертью. Итак, можно сделать вывод, что Иосифа Аримафейского вел дух Моисея, а Никодима — дух Иофора: таинство воскресения совершилось при свете обоих ликов солнца — солнца сияющего и солнца черного. В этой символике обнаруживается тайная история кимбанды и намек на то, кто такие эшу на самом деле. К числу эшу принадлежат не только духи, некогда сходившие на землю во плоти, но и духовные сущности, сотворенные в божественных сферах специально для работы на земле. Эта концепция примечательно схожа с учением о григореях-«бодрствующих» из Книги Еноха, и именно на ней основывается нигромантическая составляющая кимбанды, то есть система практик, не сводящаяся, в отличие от некромантии, к общению с духами мертвых ради прорицания.

«De Nigromancia»

С учетом всего вышесказанного обратимся к довольно загадочному тексту под названием «De Nigromancia» («О нигромантии»), авторство которого приписывается Роджеру Бэкону. Этот текст (Sloane MS 3885) датируется XVI веком и представляет нас большой интерес, так как в нем придается особое значение двум важнейшим святым кимбанды — святому Михаилу и святому Киприану.

Корнелий Агриппа утверждает, что при наличии останков умершего и свежей крови можно временно возвратить душу в мертвое тело, а тени, то есть образы, душ умерших можно вызывать при помощи испарений, жидкостей и запахов, а также песнопений, звуков и движений[9]. То, что привлекает саму душу, способно привлечь и ее тень, но для этого уже не потребуются ни физическое тело умершего, ни подношения, заключающие в себе жизненную силу. Агриппа проводит здесь различие между некиомантом/некромантом и скиомантом[10]: последний вызывает лишь тени душ, как, по преданию, делала Аэндорская волшебница. Тем не менее, и скиоманту, как подчеркивает Агриппа требуется проводить свои операции в присутствии трупов и костей умерших и/или в особых местах. Везде, где совершались жестокие убийства и казни и где было истреблено множество людей, накапливается некромантическая сила, и вызывать тени в таких местах гораздо легче. Агриппа подводит следующий итог своим рассуждениям:

Потому они [т.е. некроманты] без труда привлекают злых духов, будучи родственны им по причине преизрядного сходства; и некромант, укрепившийся с их [т.е., злых духов] помощью, способен весьма на многое в делах человеческих и земных и может разжигать противозаконную похоть, насылать сновидения, болезни, ненависть и тому подобные страсти, влагая в них также и силу тех душ, кои, объяты духом сырым и беспокойным,  блуждают вокруг своих покинутых тел и способны творить все то же самое, что и злые духи.

В другом месте Агриппа рассказывает, как возвратить душу в тело, или, иными словами, как сотворить голема или живого мертвеца. Для этого, по его словам, требуется высочайшее мастерство в выборе подобающих «гармоний» (т.е. соответствий) небесного и земного и ясное понимание того, какую именно душу можно вселить в данное тело или материальный предмет. То, о чем западные источники говорят лишь загадками и обиняками, на удивление родственно и созвучно некромантическим мистериям, сохранившимся в африканских традициях и в пало майобме. Как нетрудно заметить, в западных текстах некромантия считается порочным искусством — и не только потому, что общаться с мертвыми грешно, но и потому, что некромант способен «без труда» вызывать злых духов, то есть тех, кого в кимбанде называют «киюмба» (kiumba) или просто «тени». Бесспорно, некромантия сопряжена с опасностью, и настолько серьезной, что Элифас Леви рассуждал об этом ночном искусстве так:

Я полагаю, что эти занятия разрушительны и опасны; если они войдут в привычку, то никакого душевного и телесного здоровья не хватит, чтобы их выдерживать. Пример тому — пожилая дама, о которой я уже упоминал и о которой впоследствии имел причины сокрушаться. Несмотря на ее уверения в обратном, я твердо убежден, что она пристрастилась к некромантии и гоэтии. Те, кого мы принимаем за живых, — всего лишь мертвецы; те, кого мы считаем друзьями, — на деле вампиры.

Итак, некромантия действительно страшна, и не только потому, что она на самом деле работает, но и потому, что может вызывать патологическое привыкание и одержимость. Леви старается подчеркнуть, что тени умерших — не друзья нам, а вампиры, питающиеся за наш счет. И во многом он прав, хотя и облекает свои мысли в такие слова, которые призваны не столько просветить, сколько запугать читателя. Тому, кто работает с умершими, действительно следует остерегаться нездорового привыкания и энергетического истощения — классических последствий общения с вампирами. Кроме того, я сам могу засвидетельствовать, что работа с тенями и костями может привлекать враждебных духов даже помимо воли оператора. Образно говоря, по ту сторону клубится целый рой духовной мошкары, которая только и ждет возможности слететься на пиршество костей и крови. Следовательно, прежде, чем приступать к практической работе, нужно многому научиться, а потому давайте вернемся к трактату «О нигромантии» и посмотрим, что он может сообщить нам об этом несправедливо оклеветанном искусстве.

[Вы должны быть зарегистрированы и подключены, чтобы видеть это изображение]
Эшу Морсего

Во-первых, мы находим рекомендации и указания астрологического характера. Работать следует на растущей луне; наиболее благоприятной для некромантии считается первая лунная четверть. В целом, операции и эксперименты можно проводить в любое время от заката солнца до крика петуха, но все-таки лучше всего входить в круг и приступать к работе в час Венеры. Кроме того, утверждается, что особой силой обладает промежуток от восхода солнца до полудня; и действительно, это самое подходящее время для того, чтобы стряхнуть с себя испарения смерти, очистить тело и душу и вернуться в мир живых. Важно также избегать нечистых дней и часов. В этом отношении оказалась очень полезна Соломонова «Гигромантия». Избегать несчастливых дней и часов, согласно трактату «О нигромантии», следует из-за того, что в эти периоды с большей вероятностью может сработать volnus, то есть, попросту говоря, проклятие. Помнить об этом особенно важно, когда вы проводите вредоносную операцию в часы, которые сами по себе несут вредоносную энергию. Естественно будет предположить, что негативная энергия часа усилит негативную энергию самой операции, но в подобных обстоятельствах необходимо действовать очень осторожно, чтобы не навлечь проклятие на самого себя.

Далее рекомендуется использовать для окуривания лавр — то же самое дерево, из которого изготавливается жезл некроманта. Лавр — солнечное дерево, и это напоминает нам о том, что для подобных операций желательно выбирать время, когда Солнце аспектировано благоприятно и находится в хороших отношениях с управителем часа. Затем сообщается, что связывать духов воздуха, огня и воды следует по-разному. Например, если вы хотите связать водных духов, наберите дождевой воды и поставьте сосуд в ней центре круга или выберите для работы место на берегу реки или ручья. Схожим образом, если эксперимент по характеру своему связан с какой-либо определенной планетой, то нужно проводить его в час этой планеты, когда ее энергия особенно сильна.

Исключительно важное значение в трактате «О нигромантии» придается 14-му мая — дню святого Киприана. Если рассмотреть этот день в связи с подвижной датой Страстной пятницы и с теми тремя часами, на протяжении которых дыхание и дух Господни витали над Голгофой, то мы увидим алхимический процесс фиксации летучего дракона. Следовательно, этот день наиболее благоприятен и для всех операций инициатического характера. Еще одна важная дата, упомянутая в трактате, — день жен-мироносиц, который в православной церкви приходится на третье воскресенье августа и посвящен также памяти Никодима, умастившего перед погребением тело Иисуса — Господа кладбища.

Кроме того, в тексте рекомендуется предварять работу с умершими скромной трапезой, состоящей из хлеба, печени и красного вина. Это очень интересно, потому что в нескольких африканских традициях именно печень считается вместилищем колдовской силы. В Древней Греции и Риме печень тоже ассоциировалась с магической силой, чем и объясняется обычай гадания на печени жертвенных животных. Представления об особой силе, присущей печени, сохраняются в традиционных медицинских системах, таких как аюрведа, согласно которой печень управляет пятью пищеварительными огнями, очищающими кровь. Взаимосвязь огня и крови можно рассматривать не только в контексте физического здоровья, но и на более символическом уровне.

Проводить операцию при вышеуказанных лунных фазах имеет смысл тогда, когда она связана с женскими планетами — Луной и Венерой (эти фазы лучше всего подходят для работы с помба-жира). Для других обстоятельств трактат рекомендует другие периоды времени, связанные с более мужскими энергиями. Лучше всего подходят четверг и воскресенье — дни, которыми управляют мужские планеты (Юпитер и Солнце), а входить в круг предписывается в час Сатурна. Заклинатель должен занять место на севере круга, а его помощники — на юге.

Утверждается, что адские воинства и таких духов, как Амазаэль (Amazael), Азиэль (Aziel), Анатана (Anathana), Азаэль (Azael), Тиер (Tyer), Люцифер, Астарот, Белиал и Троглис (Troglis), всегда следует заклинать именами святами Михаила, святого Киприана или царя Соломона. Любопытно, что в кимбанде обнаруживается схожая иерархия, хотя практика кимбанды допускает не опосредованное, а прямое обращение к духам. Прямое обращение становится возможным после того, как маг установит тесные отношения со своими личными эшу и/или помба-жира и узнает их тайные имена. Иными словами, когда мы выкуем прочные узы, связывающие нас с духом и обеспечивающие его дружбу, наставничество и защиту, необходимость в обрядах и церемониях почти полностью отпадет и общение с духом станет более непосредственным. Установлению такой связи нередко сопутствует открытие ясновидения в той или иной форме: мы обретаем способность видеть духов во снах или видениях, в кристаллах или тенях. В традиции кимбанды этот дар чаще всего открывается в состоянии одержимости духом, однако существуют и другие средства и способы. Не будем забывать, что некоторые люди наделены способностью к ясновидению от природы.

В трактате «О нигромантии» приводится рецепт для открытия «второго зрения» — способности созерцать «воинства неба и ада». Согласно этому рецепту, следует убить гадюку при Солнце и Марсе в Овне, взять ее клыки, истолочь и смешать с бальзамом и корнем мандрагоры, залить достаточно большим количеством растительного масла и освятить в первый час Солнца или при Солнце в определенном градусе Овна, а когда смесь настоится, использовать ее для умащения. После этого при помощи змеиной крови (или крови летучей мыши или чибиса) можно будет вызывать как легионы смерти и греха, так и духов-врачевателей и чудотворцев.

Смерть Иисуса воспроизводит таинство двух солнц, сокрытых в Sol Niger — черном солнце алхимиков. Дух, которого мы теперь знаем под именем Эшу Рея, или Короля Эшу, входит и принимает власть, которую Иисус сложил с себя на кресте. На протяжении трех часов Эшу Рей вручает дыхание и кровь Иисуса своим легионам и воспроизводит мистерию, в которой Лилит породила сонмы демонов на берегах Красного моря. От имени Эшу Рея эту силу раздает духам Эшу Мея Нойте, Полуночный Эшу, — духовный наставник святого Киприана, наделяющий воинство эшу царской властью.

И, наконец, следует упомянуть об одном звездном символе, а именно, о созвездии Ориона. Древнееврейское название Ориона — Кесилим (Kesilim); его числовое соответствие — 170/730[11]; и это же слово имеет значение «глупцы». Не следует считать это случайностью. В трактате «О нигромантии» Ориону отводится важное место, поскольку именно в этом созвездии, по преданию, был схвачен и повешен вниз головой (как персонаж аркана Таро «Повешенный») предводитель падших ангелов Семьяза. Орион — не только звездный покровитель охотников, но и хранитель тайн, посредством которых ангелы могут облекаться плотью. Иными словами, он воспроизводит в космическом масштабе мистерию оживления мертвых тел и одушевления материи. Кроме того, со звездами Ориона-охотника связаны некоторые эшу, обладающие даром открывать запертые двери и снимать оковы. И, как мне представляется, именно образ Ориона позволяет провести четкую границу между мудрецом и глупцом: мудрец знает, когда и как открывать эти двери и новые возможности, а глупец открывает любую дверь, какую ему заблагорассудится, не считаясь ни с правилами чародейства, ни, тем паче, с голосом духовной интуиции. По этой же линии проходит граница между убийцей и убиенным.

Два солнца и огненная могила Асклепия

Теперь давайте вернемся ненадолго к алхимическим аспектам кимбанды — к символике черного солнца и мистерии гниения. Задумаемся о Солнце, проливающем свет на Землю. Сила его — сухая и всепоглощающая; это огонь, иссушающий материю до твердого камня. Этому процессу окаменения сопутствует процесс нигредо, или гниения, почернения материи, за который отвечает философское Солнце: плоть/материя становится влажной и соединяется с мировой душой в обличье самой Земли. Таково таинство двух солнц, таинство всепожирающего мистического огня. И символ этой мистерии — святой архангел Михаил как Майорал кимбанды. Иными словами, Михаил здесь предстает как вневременная алхимическая персонификация вечного таинства, самого Великого Делания и внутреннего возрождения философского Солнца как залога воскресения и бессмертия. Солнце всходит и к полудню достигает высшей точки своего пути, а затем пускается в дорогу к закату, навстречу ночи, и это — зеркало процессов созревания и природных циклов.

Согласно трактату «О нигромантии», чтобы получить духов-фамильяров, следует работать с ангельским князем по имени Аластиэль (Alastiel). О нем сообщается не так уж много, но я предполагаю, что имя его происходит от латинского имени прилагательного alatus, что значит «крылатый». Эта версия этимологии согласуется с образом Аластора — крылатого посланника Зевса, духа возмездия, которое, как часто утверждают, проявляется в форме проклятия, которое человек невольно налагает на самого себя. Таким образом, можно предположить, что ангельский князь Аластиэль — это сила, несущая возмездие за вредоносные чары. Если это так, то становится понятно, почему автор трактата утверждает, что установить хорошие отношения с этим ангелом чрезвычайно важно. На мой взгляд, его положение в этой системе сходно с тем, которое в иерархии «Истинного гримуара» занимает Скирлин (Scirlin), а в кимбанде — Эшу Калунга (Exu Calunga) и трое «главнокомандующих». Установив добрые отношения с духом, занимающим ключевое место в системе, мы обретаем защитника, который поможет нам сохранять ясность ума и равновесие в ходе нигромантической практики. В этом суть герметической аксиомы «что наверху, то и внизу»: нигромант работает «внизу», то есть над землей и в подземном мире, а «вверху», на небесах, в то же время совершается работа противоположной природы — операции звездной алхимии. Звездное Солнце и драконический Гелиос дополняют и уравновешивают друг друга.

Обратимся к созвездию Геркулеса: до того, как оно получило современное название, халдеи отождествляли его со своим солнечным богом Издубаром, попирающим голову Дракона-Тиамат. Позднее Овидий перенес качества Геркулеса на созвездие Льва, которое он называет «Геркулесовым Львом», «свирепым Львом» и «светом Вакха». Этот перенос Геркулеса-драконоубийцы в солярное сердце созвездия Льва, где сияет звезда Регул (одна из четырех королевских звезд[12], известная также под названием Cor Leonis — «Сердце Льва»), созвучен христианским легендам о святом Георгии и святом Михаиле. Чтобы завоевать солярный статус, герой должен победить дракона и стать его хозяином. Интерес представляет также другая звезда из созвездия Льва — Денебола, «Хвост Льва», которая считается огненной и разрушительной, несчастливой для людей и, в особенности, для тех, кто занимает высокие государственные посты. Денебола служила царственным напоминанием о том, как тяжело бремя царской власти.

Созвездие Геркулеса располагается к западу от Змееносца — еще одного могучего героя, попирающего голову Дракона-Тиамат. Созвездие Змееносца ассоциировалось с Асклепием, а Овидий, как уже говорилось, упоминает Вакха в связи с созвездием Льва. Эти ассоциации заслуживают особого внимания: Асклепий как повелитель змей символизирует магическую власть, а Вакх олицетворяет тот дар прорицания, который проявляется в экстатическом трансе и одержимости. Итак, рассмотрим вначале образы Асклепия и Аполлона, чтобы прояснить еще одну составляющую природы эшу.

Согласно Евангелию от Никодима, Иисуса обвиняли в том, что он изгоняет бесов именем Асклепия. На первый взгляд, непонятно, почему это сочли преступлением; но Аполлодор пишет:

Став искусным врачевателем и накопив в этом занятии большой опыт, Асклепий не только спасал от смерти, но и воскрешал уже умерших. Он получил от богини Афины кровь, вытекшую из жил Горгоны, и использовал ту кровь, которая вытекла из левой части тела, людям на погибель, ту же кровь, которая вытекла из правой части, для спасения людей: этой же кровью он воскрешал мертвых[13].

Асклепий был сыном Аполлона и царевны Корониды, убитой Аполлоном за измену незадолго до родов. Когда ее тело возложили на погребальный костер, Аполлон вырезал дитя из утробы матери и дал ему имя «Асклепий» — «вскрывающий». Воспитал Асклепия кентавр Хирон — сын титана Кроноса и нимфы Филиры, которую Зевс превратил в липовое дерево (Tilia). Хирон воспринял от отца добродетель и мудрость золотого века и, в свою очередь, передал их своему воспитаннику. Асклепий овладел искусством врачевания в таком совершенстве, что научился воскрешать мертвых, — и Зевс поразил его перуном как преступника, нарушающего естественный порядок вещей.

От удара перуна Асклепий превратился созвездие и был немедленно причислен к сонму богов. С аналогичными явлениями мы постоянно сталкивается и в культе кимбанды, и в бразильском фольклоре в целом. Люди, претерпевшие мгновенное преображение, здесь называются «энкантадос» (encantados), то есть «зачарованные»: они исчезают из материального мира, но не уходят от него далеко, а становятся духовными наставниками и учителями отдельных людей или небольших сообществ. Особенно важное место такие явления занимают в культе катимбо, но некоторые эшу — тоже энкантадос, и они составляют отдельную категорию — «катисос»[14]. Эшу-катисос отличаются от тех эшу, о которых пойдет речь в этой книге. Катисос — это духи природы, которые могут открываться людям, как и другие эшу, и называться именами эшу, но при этом не являются хранителями каких-либо определенных мест или сил: скорее, это силы природы, порожденные самой природой. Эшу-катисос обычно более свирепы, чем классические эшу, поэтому их нужно держать под строгим контролем, чтобы они не навредили медиуму.

Асклепий не умер, но мгновенно растворился в природе, тайны которой постиг так глубоко, и преобразился в созвездие Змееносца. Ворон, донесший Аполлону об измене Корониды, тоже был вознесен на небо в образе созвездия Ворона, восседающего на спине Гидры. Неподалеку от Ворона располагается Вега — ярчайшая звезда созвездия Лиры, по природе своей родственная Венере, а Венеру нередко называют Царицей Жизни, хотя она и склонна к распутству и праздности. Под эгидой Венеры Аполлон достиг символического слияния с нимфой Дафной, своей первой и настоящей любовью: Солнце соединилось с Луной, и атрибутом Аполлона стал лавр, в который превратилась Дафна. Ворон — священная птица Аполлона как солнечного божества и владыки прорицания, а еще один из атрибутов этого бога — Лира, соседствующая на звездном небе с Геркулесом.

Созвездие Лиры хранит некромантические таинства Орфея — мистерии его нисхождения в Аид и его отрубленной головы, которую море вынесло на берег острова Лесбос. Ярчайшая звезда Лиры, Вега, — это душа Эвридики. Орфей не сумел спасти свою возлюбленную, но его голова попала на Лесбос, остров женщин. С мистической точки зрения, это значит, что одна возлюбленная превратилась во многих, а тот, кто любил «одну-единственную», стал единственным для множества любящих. В этом мы усматриваем тесную связь с образом царственных эшу, охраняющих Помба-Жира —Смоковницу Преисподней, жену Семерых Мужей.

С моей точки зрения, Асклепий — это архетип первого некроманта и, следовательно, один из прообразов святого Киприана. Однако Аполлон как владыка лаврового жезла и Лиры хранит ключи к еще более глубокой некромантической тайне. Именно от Аполлона Орфей получает свой дар и вдохновение, а из этого следует, что Аполлон  тоже способен путешествовать в чертоги Смерти и возвращаться обратно. Но в вопросе о происхождении оракульного культа Аполлона обнаруживается одна несообразность. В этом отношении я склонен доверять Аполлодору, который утверждает, что дар прорицания Аполлон получил от Пана, а не от своего отца Зевса, как полагают многие. Образ Пана, вручающего пророческий дар, лучше согласуется со змеиными таинствами, занимающими столь важное место в самом процессе прорицания. До Аполлона Дельфийский оракул принадлежал Пифону, но Пифон был всего лишь устами и языком Геи (земли) и Посейдона (моря). Если мы рискнем провести здесь параллель с духами кимбанды, то первым придет на ум Эшу Калунга, тесно связанный с образами Саси (Saci) и Арони (Aroni)[15] — проводниками сил, во многом подобных тем, которыми обладал Пан. Саси — это карлик-трикстер, поднимающий ветер в лесу.  Арони — песьеголовый вестник Осаньина (Osanyin), духа лесов. Обоим приписывается способность влиять на удачу, склоняя ее в желаемую сторону. Подробнее о них мы поговорим позже, когда речь пойдет о таинствах Эшу Калунга. Сам же Эшу Калунга — это сердце великого смерча: он черпает силу и с неба, и из-под земли, и распространяет ее на 18 легионов своих подчиненных эшу.

Эшу и смерть Вакха

Когда мы привносим в это уравнение Вакха/Диониса, миф о его смерти и нисхождении в Аид (которое роднит его с Гефестом/Вулканом) замыкает круг взаимосвязей между Солнцем, Асклепием, Гефестом и отраженными в этих божествах темами смерти и власти на плане подземных огней и экстазов ночи.

Гефест, сын Зевса и Геры, был хромым богом. Согласно одной из версий, он охромел при падении: Гера сочла сына чересчур безобразным и сбросила с Олимпа. По другой версии, Гефеста сбросил с Олимпа на остров Лемнос сам Зевс — за то, что в споре между Зевсом и Герой Гефест принял сторону матери. Так или иначе, Гефеста приютили морские нимфы — титанида Тефия и мать нереид Эвринома. Девять лет он прожил в подводной пещере, постигая искусство кузнеца и золотых дел мастера. Самый, пожалуй, известный из мифов о Гефесте связан с его неудачным браком: бог-кузнец взял в жены Афродиту/Венеру, но та ненавидела мужа за хромоту и уродство.

Здесь обнаруживается несколько мотивов, связанных не только с греческими богами, но и с эшу. Во-первых, хромота — это изъян, который традиционно приписывается дьяволу, а также ассоциируется с темой падения вообще. Падшие ангелы нередко страдают хромотой, а многих иномирных созданий в легендах узнают по прихрамывающей походке. В иконографии Эшу этот мотив присутствует очень наглядно: одна нога у него человеческая, а другая оканчивается раздвоенным копытом. Интересен также образ подводной пещеры как колыбели Вулкана. В африканских религиях глубочайшие океанские впадины всегда ассоциируются с тайной и с душами предков. Кроме того, образ закатного солнца, уходящего за горизонт над океаном, породил представление о том, что океан пожирает свет и погружает мир во тьму, сам при этом оставаясь темным; однако здесь мы сталкиваемся с одной любопытной метаморфозой. Чем глубже мы погружаемся, тем меньше света проникает сквозь толщу воды, — но зато тем больше вокруг появляется подводных созданий, вырабатывающих собственный свет, и тем более странными и причудливыми становятся их очертания. Таким образом, перед нами — очередная мистерия: в сферах, где обитают тайны и души предков, мы можем научиться сиять собственным светом; и это таинство Вулкана, на мой взгляд, тесно связано и с Эшу.

У Эшу немало общего не только с Гефестом/Вулканом, но и с Дионисом. И дело не только в том, что все они приносят из Аида огонь бессмертия, похищенный с небес, и тем самым являют чудо экстаза и магии. Есть и другие параллели, помогающие нам понять природу этого загадочного существа, известного под именем Эшу. Именно Дионис вернул Гефеста на Олимп, куда тот въехал верхом на осле (как Иисус — в Иерусалим), и это указывает на тесную связь между двумя богами-изгоями.

Если внимательно присмотреться к тому, из какого вещества соткана самая суть Диониса, его родство с Вулканом/Гефестом окажется еще более близким. Это вещество — не что иное, как огонь, пылающий в сердце земли, или пламена подземного мира. Тот же мотив обнаруживается и в характере супруги Вулкана, Афродиты, — богини, совершенно свободной и раскованной в вопросах любви. Диониса можно охарактеризовать как «влажный» эквивалент Вулкана. Это земной огонь преисподней, преображенный в жидкое пламя небес, — посредник между своими же двумя ипостасями, солнечной и лунной, которого по праву можно отождествить с Венерой как звездой, умирающей и воскресающей в течение ночи[16]. Все эти соображения важны для нас постольку, поскольку дают ответ на вопрос, почему огненных и страстных духов кимбанды стали называть «эшу». Именно здесь обнаруживается логическая тому причина, впоследствии забытая. Все объясняется довольно просто: поскольку духи кимбанды считаются пылкими и непредсказуемыми, в их иерархию потребовалось внести некую уравновешивающую силу, которая могла бы открывать и закрывать врата и перекрестки. Идеальным кандидатом на эту роль стал ориша Эшу — толмач для всех миров, обитатель перекрестков, друг премудрости и психопомп. Поэтому в какой-то момент в кимбанде вошло в обычай посвящать новичков в культ Эшу, чтобы тот защищал их и помогал сохранять равновесие при работе с непостоянными духами ночи и огня. Постепенно ориша Эшу стал восприниматься как сила, поддерживающая некое подобие порядка среди духов кимбанды, и тогда эти духи — в гармонии с его многоязыкой природой — начали умножаться в числе и, в то же время, выстраиваться в легионы и роды, распределяясь между подземным, природным и небесным мирами. В наши дни эта историческая роль ориша Эшу почти забылась, но именно в ней заключена причина, по которой Эшу стал воплощением мужского принципа в кимбанде. Именно культ ориша Эшу, заимствованный у йоруба, положил начало и традиции кимбанды в целом, и представлениям об Эшу в самой кимбанде. Об этом свидетельствуют, среди прочего, некоторые формы эбо (ebó), то есть жертвоприношений/подношений, принятые в кимбанде. Однако по своей конструкции кимбандистские сосуды духов более сходны с теми, что используются в культе Осаньина и в мистериальных традициях конголезского происхождения, таких как пало майомбе. Вообще говоря, влияние религии йоруба настолько тесно и многообразно переплелось в кимбанде с коренными бразильскими, конголезскими и европейскими практиками и понятиями, что утверждать, будто одни разновидности кимбанды более «аутентичны» и более «близки к истокам», нежели другие, попросту невозможно. Сама суть кимбанды — разнообразие. Важно только одно: удалось ли нам установить настоящую связь с духами или нет, потому что от этого зависит, кто на ком едет верхом.

Считается, что каждому живому человеку постоянно сопутствует кто-то из эшу и кто-то из помба-жира. Соответственно, эти духи отражают глубинную суть его души и могут проявляться в виде ларов — домашних богов. Большинство эшу и помба-жира тоже когда-то были живыми людьми, но затем, утратив свою телесную оболочку, превратились в олицетворение того или иного духовного качества. Однако и в этом новом обличье они не избавились от влечения к материи и потому остаются созвучны тем или иным движениям человеческой души, обитающей в мире земном.

Поскольку люди все сильнее и сильнее стремятся стать уникальными (и даже в большей мере, чем того требует наша уникальная сущность), такое же стремление возникает и по ту сторону зеркала, в котором отражаются наши души. В результате совместная воля созданий, обитающих по обе стороны этого зеркала между мирами, порождает все больше новых и необычных духов, плодя варианты вариантов. Так, например, встречаются эшу с такими странными именами, как «печь для обжига» или «японский моряк». Появление подобных духов говорит о присущем человеку желании «быть не таким, как все», и, в то же время, показывает, насколько бурно плодятся новые (и заново открываются старые) духовные сущности на почве кимбанды. В этом наша проблема — но в этом же и залог развития. Описанное явление объясняется также многими другими сложными причинами, связанными с механизмом одержания. Но пока я отмечу лишь необходимость учитывать, что история кимбанды — это процесс утраты и постоянного обновления и возрождения культурно-исторической памяти.

Некромантия, несомненно, восходит к культу предков, и мы вправе утверждать, что с ее помощью — с помощью земли, крови и молитв — можно выстроить себе духовную родословную, установить связи между родственными душами, обитающими по разные стороны завесы. Но делать это нужно с осторожностью. Нет такого человека, который идеально гармонировал бы со всеми другими людьми, — и точно так же дело обстоит в мире духов. Что наверху, то и внизу. Некоторые духи презирают род человеческий и склонны вредить людям. Но к этой проблеме мы вернемся позже, а пока что остановимся ненадолго и соберем все эти нити воедино, дабы отыскать сердце Африки в стране-любимице Венеры, стране Веракрус, известной ныне как Бразилия. Нити эти сольются в единое целое в экстазе опьянения, когда завеса плоти будет разодрана и обновится через смерть, когда свои голоса обретут деревья, травы и сама земля. Кимбанда — это некромантический культ, а все некромантические культы тесно связаны не только с огнем, но и с двумя небесными светилами: Солнцем и Луной. В кимбанде Солнце и Луна отданы во власть Эшу и Помба-жира соответственно, а крылья таинств ее простерты на все восемь углов подземного мира.

Обсидиановые крылья

Прежде чем перейти к следующей главе, следует коснуться еще одной темы, связанной с мотивами черного солнца и двойного солнца. В ацтекской мифологии фигурирует Кецалькоатль, пернатый Змей, которого можно назвать одним из самых совершенных символов алхимии. На закате это божество претерпевает метаморфозу и как черное солнце в обличье бабочки проходит сквозь темные области подземного мира. Этому мифу созвучны бразильские, европейские и африканские поверья, согласно которым благородные и возвышенные духи могут посещать нас в образе светлячков, а духи более низкого порядка — в образе ночных бабочек. Кроме того, в современном оккультизме бабочка нередко считается символом души — в первую очередь из-за поразительных превращений, которые она проходит на протяжении своей жизни. В представлениях ацтеков крылья этой бабочки ночного солнца, носившей имя Ицпапалотль, были усеяны обсидиановыми ножами (ее имя означает «когтистая бабочка» или «обсидиановая бабочка», а обсидиан — священный минерал некоторых ипостасей Эшу). Ацтеки полагали, что подземный мир состоит из девяти слоев, за первый из которых считалась поверхность земли, а путь к остальным пролегал через рот гигантской жабы. Девять слоев ацтекской преисподней соотносятся с девятью разновидностями мест силы, распределенным по семи королевствам кимбанды, но к этой классификации, охватывающей множество эшу, мы обратимся позднее.

В вышеописанных образах заключена сложная игра контрастов, поскольку Кецалькоатль противопоставляется также силам цицимиме и сиуатетео[17]. Бабочка, в которую он превращается для своего ночного путешествия, обычно представлялась оранжевой, как солнце. Это бабочка данаида монарх, которая также считалась символом воинов, погибших в сражении: после смерти те превращались в духов, которые несли солнце на своих спинах от рассвета до полудня. От полудня до заката солнце несла Ицпапалотль со своей свитой.

Ицпапалотль правила небесным раем, который считался колыбелью рода человеческого и областью, куда попадают души младенцев, не доживших до года, и женщин, умерших в родах. Она также считалась матерью ночных бабочек и могла являться в образах оленя, летучей мыши, жабы или скорпиона. Кроме того, она представала в виде скелета и возглавляла группу духов-воительниц, свирепствовавших на небе и на земле во время солнечных затмений. В обличье женщины-оленя Ицпапалотль соблазняет мужчин и совокупляется с духами-змеями. И, наконец, у нее есть обличье белой женщины в плаще с капюшоном, с маской на лице, с лапами ягуара вместо рук и с орлиными ногами. Она олицетворяет вредоносную и губительную силу, но считается защитницей женщин, тогда как мужчины служат ей пищей. Эти мотивы связаны с таинствами одной из помба-жира, которую называют Смоковницей Преисподней, и с мистериями некоторых эшу,  таких как Аса Негра (Asa Negra, Эшу Черные Крылья) и Морсего (Morçego, Эшу Летучая Мышь). Что касается животных, посвященных  Ицпапалотль, то в культе кимбанды им отводится важнейшее место. Это культ ночных птиц и амфибий, культ созданий, с легкостью пересекающих границу между водой и сушей и черпающих силу в огне и ядах, а потому я позволю себе заключить главу предостережением, основанным на некоторых личных наблюдениях.

На пути таятся скорпионы

Король культа эшу — само воплощение перемен, преображений и метаморфоз, способное превратить скорбную дорогу человеческой жизни в путь утешения и торжества. Точнее говоря, утешение для всего мира олицетворяет Помба-Жира, а силу торжества несет в себе Эшу. Но свет торжества тоже отбрасывает тени, такие как гордыня, солипсизм и мстительность. Следует понимать, что тень победы — это поражение, а потерпев поражение, мы рискуем начать взращивать в себе ненависть и гнев — самые пагубные из всех ядовитых эмоций. Постепенно эти чувства обретают устойчивую форму, и когда этого искаженного огня становится слишком много, мы выплескиваем его наружу, и весь мир окрашивается для нас в тона ненависти и гнева.

Справиться с противоестественным адским огнем способны лишь немногие, что и неудивительно, учитывая тонкий и сложный характер знаний, которые для этого требуются. Обычно люди видят только яд — и впитывают этот яд. В итоге они превращаются в скорпионов, но только не таких, которые соединяют в собственном естестве высшее с низшим и левое с правом: они попросту наращивают вокруг своей души твердый непрозрачный панцирь и вливают весь накопившийся яд в одну-единственную цель — в попытки отстоять свою позицию, сколь бы абсурдной, нелепой или бесплодной та ни была на деле. С моей точки зрения, описанный механизм заложен в природе самого этого яда, но только от нас зависит, сможем ли мы преобразовать его алхимическим путем или поддадимся ему и погибнем. Если мы отравились, надо лечиться. А лучшее лекарство в данном случае — поработать над собой и осознать, что этот яд либо сделает человека неуязвимым, либо убьет. Путь ядовитого огня — это путь для настоящего человека, для того, кто в пламени преисподней обретает кротость и понимание, кто от испытаний и страданий становится только мудрее и кто воспринимает самого себя как воина, готового принимать жизнь любой ценой. Воистину, это путь темного рыцаря, полный опасностей: идущий по нему получает либо рыцарскую броню,  либо панцирь скорпиона.

Перевод с англ. Анны Блейз

[1] Миронга (mironga) — колдовство любого рода, от простейшего до самого сложного.

[2] Макумба (macumba) — любая разновидность чародейства и заклинания духов; этот термин нередко употребляется в связи с практикой кимбанды.

[3] Кабокло (caboclo) — название одной из групп бразильских индейцев, а также общее наименование мудрых духов, обитающих в дикой природе.

[4] Кашаса — крепкий алкогольный напиток на основе забродившего сока сахарного тростника.

[5] Обсидиановая Бабочка — буквальное значение имени ацтекской богини Ицпапалотль, которая почиталась как владычица судьбы и представлялась в облике огромной черной бабочки с крыльями, усеянными обсидиановыми ножами. Подробнее см. ниже, в разделе «Обсидиановые крылья». — Примеч. перев.

[6] Сорат — каббалистический дух Солнца; его имя в записи еврейскими буквами дает по гематрии число 666: Самех (60) + Вав (6) + Реш (200) + Тав (400) = 666. Этому же числу равна сумма всех чисел, составляющих магический квадрат Солнца («Солнце во всем его совершенстве»). — Примеч. перев.

[7] «Книга о выходе в день» — настоящее название древнеегипетской Книги мертвых; Аменти — название подземного (загробного) мира у древних египтян. — Примеч. перев.

[8] Понто рискадо (ponto riscado) — сигнатуры духов, или чертежи, которые воспроизводят особый характер духа и тем самым способствуют его проявлению.

[9] См. «Оккультную философию» Агриппы, книгу III, главу xlii и главу из «Четвертой книги оккультной философии», приписываемую Агриппе. — Примеч. перев.

[10] Некиомантия (от др.-греч. nekys — «труп» и manteia — «прорицание») — здесь: искусство оживления трупов, отождествляемое с некромантией.  Скиомантия (от др.-греч. skio— «тень» и manteia) — букв. «прорицание при помощи теней». — Примеч. перев.

[11] Каф (20) + Самех (60) + Йод (10) + Ламед (30) + Йод (10) + Мем (40) = 170; Каф (20) + Самех (60) + Йод (10) + Ламед (30) + Йод (10) + Мем конечная (600) = 730. — Примеч. перев.

[12] Королевские звезды, или «стражи неба», — четыре ярких звезды, образующие крест на небесной сфере: Альдебаран (альфа Тельца), Регул (альфа Льва), Антарес (альфа Скорпиона) и Фомальгаут (альфа Южной Рыбы). — Примеч. перев.

[13] Аполлодор, «Мифологическая библиотека», 3.10.3. — Примеч. перев.

[14] Катисо (catiço, букв. «зачарованный») — человек, внезапно исчезнувший из материального мира (наподобие тех, кого в европейских легендах «похищают фэйри»). Иногда этим термином обозначаются также эшу и помба-жира вообще — как «духи волшебства».

[15] Персонажи афро-бразильского фольклора. Саси представляется в образе одноногого мальчика или карлика в красном колпаке и с курительной трубкой; он может исчезать и появляться по своему желанию, а также поднимать ветер. Арони чаще всего тоже представляется как маленький одноногий человечек с курительной трубкой, сделанной из спиральной раковины, хотя иногда утверждается, что у него собачья голова. Арони — слуга Осаньина, духов лесов и врачевания, и сам он — искусный врачеватель и знаток целебных трав, которые повсюду носит с собой в особом ящичке. Согласно одной из легенд, он принес людям огонь, похитив его с небес. Верят, что его присутствие выдают вихри, взметающие сухую листву. — Примеч. перев.

[16] Подразумевается, что планета Венера заходит вскоре захода Солнца, а восходит незадолго до его восхода. — Примеч. перев.

[17] Цицимиме — в ацтекской мифологии группа богинь, составляющих свиту Ицпапалотль. Ассоциировались со звездами, в особенности с теми, которые становятся видны вокруг солнца при солнечном затмении; считалось, что во время затмения они могут спускаться на землю и пожирать людей. Почитались как покровительницы рожениц и повитух.
Сиуатетео — духи, в которых превращались женщины, умершие в родах; часто изображались с черепом вместо головы. Считались похитительницами детей, но, вместе с тем, почитались как богини, прислуживающие солнцу-Кецалькоатлю на закате. — Примеч. перев.